От богочеловеческого единства Халкидона к постмодернистскому калейдоскопу дискурсивных идентичностей
Каждый пред Богом наг.
Жалок, наг и убог.
В каждой музыке Бах,
В каждом из нас Бог…Иосиф Бродский / Стихи под эпиграфом: «То, что дозволено юпитеру, не дозволено быку»
«Без смешения, без изменения, без разделения, без разлучения» — четыре серебряных гвоздя, которыми IV-V Вселенские соборы впечатали в человеческую историю понятие личности, чтобы оно больше не расползалось по швам.
1. Пролог: от маски к лику
Античный актёр выходил на сцену, прижимая к лицу “persona” — деревянную маску‑рупор. Греческий полис видел в человеке носителя долга; стоики и Аристотель — социального и рационального зверя; Платон — содержание души. В то время личное «я» ещё только зарождалось и шептало из‑под масок и декораций.
В греко-римской традиции не было отдельного понятия «личность» в современном смысле; вместо этого говорили об индивиде (лат. homo, греч. ἄνθρωπος) и о его ролях или масках (лат. persona, от которого позднее и возникло понятие «личность»). В римском праве persona означала прежде всего маску актёра или «речь-голос», а уже затем – правоспособного человека как юридическое лицо. Римский правовед Цицерон подчёркивал: лишь свободный гражданин (а не раб) обладал “mask of personhood”, то есть мог быть «личностью» в юридическом смысле. Сенека предлагал метафору «нескольких личин (persona)» одного человека, различая животную сущность, характер, социальную роль и избранный жизненный путь, что показывает понимание личности как совокупности социальных ролей и внутренних склонностей.
В греческой философии личность не отделялась от души (ψυχή). У Платона «личность» может проявляться в разных аспектах души – разумной, духовой или страстной. Платон делит душу на три части, приписывая нравственные качества каждому человеку. Аристотель в «Политике» рассматривал человека как ζῷον πολιτικόν (политическое животное) и говорил о человеке в первую очередь как о члене полиса. В этом контексте личность определялась через гражданские обязательства и общественные отношения.
Восточные античные традиции формировали иные представления человека о себе. В индуизме центральное понятие для “Я” – атман – вечное и неизменное “Я”, божественная и бессмертная сущность человека. Личность здесь понимается как одна со сверхсущностью – Брахманом. В классической индийской философии (упанишады, веданта) атман сливается с Брахманом при осознании своей сути: «я есть Абсолют». Напротив, буддизм развивает доктрину анатман – отрицание неизменного «Я» («анатма(н)» — «не-Я»). Личность в буддизме — это лишь поток моментов сознания (дхарм), не имеющий постоянной субстанции: «анатман — одна из важнейших докрин буддизма, постулирующая отсутствие атмана — „Я“, „самости“ индивида».
В китайской традиции отсутствует термин «личность» в западном смысле. Идеал Конфуция – цзюнь-цзы («благородный муж»), этически совершенная личность высокой нравственной культуры, противопоставляется сяо жэнь («ничтожному человеку»), ведомому личной выгодой. Индивидуальность здесь понималась через социальный статус и моральные качества, а не через самобытное «Я». Китайский иероглиф «жэнь» (仁) «человек» графически состоит из «двух людей» , что символизирует акцент на отношениях «я — другой». Аналогично, в японской философии личность мыслится через место в социальной иерархии. Таким образом, в Античности в разных культурах и дисциплинах личность не была автономным центром: западная мысль говорила о маске/роли и гражданине, в Индии о вечном «Я», а в Китае и Японии – об аспектах человеческих отношений и долга.
Что же сделало христианство? Христианство буквально “подняло кулисы” этических, правовых и игровых спекуляций-масок и показало, что человек становится личностью только в синергии с Божественным Духом. Оно заговорило о Божественной Троице языком ипостасей (ὑπόστασις) — не ролей, а лиц, не сущностей, а энергий. Поставило вопрос о Боге, а вместе с ним и о человеке радикально иначе — не как о безликом абсолютном “что?”, а как о “Кто?”. Первые трещины в мраморе античного театра масок призвели стилусы Тертуллиана (II в.) и Каппадокийцев (IV в.), но камень окончательно раскололся лишь в 451 г. на берегу Босфора, в древнем Халкидоне (на территории одного из районов современного Стамбула).
2. Халкидон: молния соборного озарения, высветившая и поставившая ребром вопрос: не «Что?», а «Кто?»
На IV Вселенском соборе Церковь формулирует Халкидонский Орос:
- Одна ипостась / лицо (prosōpon)
- Две приро́ды — божественная и человеческая
- ἀσυγχύτως, ἀτρέπτως, ἀδιαιρέτως, ἀχωρίστως — четыре отрицания, предохраняющие целостность. «Без смешения, без изменения, без разделения, без разлучения».
Осуждается позиция Нестория — отделяющего Божественный Логос и человека. Осуждается позиция Евтихия — растворяющего человеческое в божественном. Орос парадоксален не менее, чем сама Нагорная проповедь: во Христе свобода и телесность не исчезают и не теряют всего своего содержания, но также и не получают второго «я». Ибо подлинно человеческое Лицо едино, и оно рождается от Божественного Духа и только от него.
Если в центре мироздания стоит единый «Кто», вмещающий в себя три одновременно не совпадающие между собой и полностью единые Ипостаси, то и человеческая личность получает новую метафизическую глубину. Мы больше, чем сочетание биологии и социальных ролей; мы способны удерживать противоположности рациональности и мистики, психо-физиологии и духовности — не умаляя ни одну из них.
3. Средневековье: личность — искра Троицы
Августин ищет в памяти «следы Троицы» и называет душу «непостижимой интимностью и высшей высотой» — отсюда позднее «interior intimo meo et superior summo meo» («глубже, чем моя глубочайшая суть, и выше, чем моя высочайшая высота»).
Фома Аквинский («Summa Theologiae») уточняет: “Persona est rationalis naturae individua substantia — Личность есть «индивидуальная субстанция разумной природы”. Человек — не маска и не атом; он носитель разума и свободы, а потому — носитель ценностей и смысла.
В это время житель христианской ойкумены учится видеть свою “личность” сквозь откровения монастырской кельи, таинства исповеди и евхаристии, никео-цареградский символ веры, которым он молится каждое воскресенье в храме, Халкидонский Орос и университетскую схоластику. Лицо превращается в кольцо-печать епископа и князя, в подпись под политическим, вассальным и торговым договором: права зиждутся на ипостаси.
В Средневековье понятие личности всё больше оформлялось в богословском и в подчиненном ему философском дискурсах. В христианской традиции «лицо» (persona) стало ключевым термином для описания Троицы и Христа. Тертуллиан впервые употребил «persona» в контексте триединого Бога, а каппадокийцы (Григорий Нисский и Григорий Богослов) отождествили «ипостась» и «лицо».
Аквинат развивал идею, что Бог как «совершенная личность» характеризуется способностью самостоятельно действовать. Человеческая личность у него понимается как результат соединения души и тела, при этом важнейшим носителем личностных свойств остается душа.
В рамках христианского персонализма Средних веков человек отрывается от полисной иерархии античности, ставя свою связь с Богом на первое место. При этом «личность» не была неотъемлемым природным свойством человека – она приобреталась через приобщение к христианским таинствам и богообщению. Как отмечали теологи средневековья, личность существует только во взаимосвязи с Богом: без синергии (со-работничества, со-деятельности, со-общения / койнонии) с Личностью Божией человеческая личность лишена полноты. Митрополит Иоанн (Зизиулас) в современной православной антропологии подчёркивает, что в патристической традиции отсутствовало учение о личности человека, но только о личности Богочеловека Иисуса Христа. При этом христианская антропология всегда воспринимала человека только и исключительно как «образ и подобие Божие». В православной перспективе личностью обладает не только человек (как богоподобная личность), но и ангелы с демонами, поскольку главные характеристики личности – свободная воля и нравственная ответственность – распространяются и на духовные существа.
В исламской традиции человек рассматривается как «творение избранное» – халиф (наместник) Бога на земле. Однако в Коране подчёркивается зависимость человека от Творца: он «слаб онтологически (смертен) и нравственно (грешен)». Понятие «личности» в мусульманской мысли не выделяется в ту же категорию, что в христианстве: акцент ставится на коллективном богопочитании, подчинении предписаниям шариата и понятии уммы (общества верующих). Однако мусульманские мистики (весьма влиятельное движение суфиев / суфийских мистических орденов, дервишей) развивают идею «совершенного человека», настолько близкую к христианской ипостаси, что порой, особенно в суфийской поэзии (например, у великого Руми) различить суфийскую мысль о личности и мысль о личности у христианских мистиков почти и невозможно. Хотя официальная исламская антропология так и не сформировала самостоятельной теории личности.
В средневековой философии Запада личность продолжала трактоваться в рамках схоластики. У Аквинского понятие persona фактически стало синонимом индивидуальной субстанции в «совершенном разуме».
4. Возрождение и Реформация: ipse homo (сам человек)
Пико делла Мирандола возносит достоинство человека на божественную высоту (“О достоинстве человека”): “Ты свободен вылепить себе любую форму, будто скульптор собственной статуи”. За этой риторикой, хотя и уже в несколько “несторианском” уклоне стоит всё тот же Халкидон: если во Христе человечность не исчезает в божестве, значит и в нас небо не уничтожает землю.
Лютер прибивает “идеологическую бомбу” 95-ти тезисов к дверям Виттенбергского собора:
- Sola Scriptura («Только Писание»): Источник истины — Откровение Священного Писания, а не церковные традиции или папские декреты.
- Sola Fide («Только верой»): Спасение даруется через веру в Христа, а не через добрые дела или обряды.
- Sola Gratia («Только благодатью»): Спасение — незаслуженный дар Бога, а не результат человеческих усилий.
- Solus Christus («Только Христос»): Посредник между Богом и человеком — исключительно Иисус Христос, а не святые, священники или Дева Мария.
- Soli Deo Gloria («Только Богу слава»): Цель всего — прославление Бога, а не человека, церкви или земных институтов.
Эти принципы стали ответом Лютера на злоупотребления Католической церкви (например, продажу индульгенций). Они легли в основу не только лютеранства, но и всего протестантизма. А фраза Soli Deo Gloria позже стала подписью И.С. Баха на его музыкальных произведениях! (который, по общему согласию, является отцом современной музыки как таковой) 🎵. («В каждой музыке — Бах», Илларион Алфеев)
Раздвигая институциональные границы, Лютер ставит человека лицом-к-лицу с Богом. Человек предстает перед своим Создателем как священник самого себя — и здесь опять же мы слышим прямые отзвуки халкидонского единства Божественного и человеческого начал в личности..
В культуре Ренессанса и реформации средневековое теоцентрическое понимание личности в Европе постепенно смещается к антропоцентризму: человек стал рассматриваться как суверенная индивидуальность, способная к самопознанию и самовыражению. В это время появляются первые европейские представления о «личности» в современном смысле – однако в восточных культурах такие понятия отсутствовали (в китайском и японском языках нет эквивалента европейскому пониманию «личности», фундированному в догматике Халкидона).
В эпоху Возрождения слияние гуманистических идей и христианства даёт новый поворот в понимании личности. Человек начинает осознавать себя не только как член общества, но и как активный субъект, творец своей судьбы. Медиевист А. Я. Гуревич отмечал, что именно в это время «средневековое теоцентричное понятие „личности“ сменилось антропоцентричным», и личность стала пониматься как суверенная и многосторонне развитая индивидуальность Эти идеи нашли отражение у таких авторов Ренессанса как Джордано Бруно, утверждавшего бесконечное раскрепощение личности, Лоренцо Валла и Пико делла Мирандолы, возвеличивающих достоинство человека. Искусство Ренессанса также полностью отражает этот новый взгляд – появляются реалистичные портреты, передающие уникальность и характер отдельных индивидов. Леонардо создает своего знаменитого «Витрувианского человека».
Реформация усилила акцент на личной вере и совести. Мартин Лютер провозгласил «священство всех верующих», что означало прямую ответственность каждого верующего перед Богом, минуя посредничество Церкви. С другой стороны, католицизм Тридентского собора подчеркивал коллективный аспект Церкви, что вызывало конфликт между личной автономией и традиционной общинностью.
При этом на Востоке Возрождение прошло почти незаметно для традиционных обществ. В Китае и Японии доминировали конфуцианские и буддистские представления о человеке, где на первый план выходили общественный этический долг и обязанности перед семьёй и иерархией. В индуизме развитие продолжается по классическим путям кармы и дхармы; в исламских странах духовные реформы ограничились внутренними мистическими течениями и не породили концепцию индивидуальной личности, сопоставимую с европейской (фундированной в христианских символах веры).
5. Просвещение: автономия в свете «только разума» («Sola Scientia»)
Именно в эпоху Просвещения личность становится объектом не только философского, но и научного рассмотрения. В новоевропейских языках закрепляются термины personne, persona, individuality. К концу Средневековья в Западной Европе появляются слова «personnalité», «individu», а далее в «Декларации прав человека и гражданина» понятие личности соединяется в два полюса: юридический (правосубъектность) и индивидуальный (суверенитет индивида). Таким образом личностность как субъектность закрепляется как «правосубъектность» (1789), personne приравнивается к носителю неотчуждаемых свобод. Это отражает буржуазный идеал – каждое человеческое лицо является одновременно носителем прав и уникальной личной автономией.
Философы Нового времени развивали разные подходы. Декарт считал, что личность – это совокупность душевного сознания, не зависящего от тела. Лейбниц полагал личностью уникальную монаду, своеобразную атомарную единицу бытия, инкорпорированную в «предустановленную гармонию» мира. Романтизм обратил внимание на внутренний мир человека и чувства, а Юм полагал, что личность – не что иное, как «пучок разнонаправленных восприятий».
Просвещенческий гуманизм проявился особенно ярко в этике Канта: личность здесь есть нумэн – носитель внутреннего морального закона, требующего относиться к каждому человеку как к цели, а не средству. Свобода воли провозглашалась признанной основой человеческой личности, отличающей её от бессознательных объектов природы. Кантианская личность — «субъект, который может приписать себе свои поступки»… В книге «Религия в пределах только разума» Кант пытается показать, что истинная религия должна быть основана не на обрядах или вере в чудеса, а на разумной морали. Личность здесь — центральное понятие: только свободный и ответственный субъект может стремиться к добру, преодолевая «радикальное зло» (склонность ставить личные интересы выше морали). Бог в кантовской системе — не «надсмотрщик», а постулат разума, необходимый для веры в справедливость (добродетель должна быть вознаграждена). Его Категорический императив обязывает видеть в другом конечную ценность, а не средство. Тем самым кантианский трансцендентализм сохраняет глубинную личностную конституцию Халкидона: свобода ≠ вседозволенность, природа ≠ тюрьма.
В культуре Просвещения индивидуальность объявляется высшей ценностью. Однако уже Кант замечал, что автономная личность должна вписываться в универсальные принципы разумного сообщества. Эта двойственность проявилась в последующих конфликтах: с одной стороны, просветители обожествляли «Я» (например, Руссо), с другой – требовали ограничения индивидуализма в пользу общего блага.
В русский обиход в XVIII веке термин “личность”, во многом именно в этом комплексном просвещенческом смысле входит через Карамзина — и уже не выбывает. Именно он впервые начал использовать понятие «личность», отражающее влияние западноевропейской науки о человеке.
6. Модерн: глубинное когнитивное картирование «я»
Фрейд режет сознание натрое: Эго удерживает Ид и Суперэго совсем по-халкидонски, «неслиянно и нераздельно»… С чем убежденный атеист Фрейд, наверное, никогда бы не согласился. Но позднейшие аналитики его творчества (к примеру Джон Грей), обнаруживают у него (как и у его духовного вдохновителя Ницше) немало скрытых параллелей с христианством. Первый философ-экзистенциалист, отец всего нынешнего экзистенциализма Серён Кьеркегор называет себя «единичным»: человек-личность — это скачок веры в зияющую бездну, но прыжок этот возможен лишь при предположении личной ответственности за смысл и личной открытости Божественному через веру. Открытости, выточенной всё тем же собором все на том же Босфоре.
Русский персонализм (Бердяев, Франк) обращают халкидонское богочеловеческое диафизитство внутрь и в серцевину всей человеческой истории: личность — «микрокосм и микробог», а свобода — творческий порыв, который ничем, кроме любви, не оправдать. Вся история человечества — история творческих побед и поражений.
В XIX – начале XX века проблема личности стала центральной в новых науках о человеке. В философии «личность» часто ассоциируется с самосознанием и свободой. По Максу Шелеру, человек – это личность, обладающая смысловым полем для созидания взаимно скрепляющих отношений с другими. Это поле есть Ordo Vitae (порядок жизни), открытый к Ordo Amoris (порядку любви). Его любовь — это не эмоция, а объективная ценность, через открытость которой конституируется личность. Философы-экзистенциалисты (Кьеркегор, Ницше, Ясперс) представили личность как индивидуума, отвечающего за себя и свои выборы.
В социологии модерна личность изучается через призму общественных отношений. По Марксу, личность – это «ансамбль общественных отношений»; иными словами, человек и его «Я» формируются в конкретных социальных условиях. Дюркгейм и Вебер исследовали, как модернизация (город, капитализм) влияет на индивидуальность – от массовой «анонимичности» до обострения личной ответственности. Американский социолог Джордж Мид подчеркнул, что «Я» развивается во взаимодействии с «Другим», значит личность есть продукт социального взаимодействия.
В психологии появилось отдельное направление – психология личности. Фрейд ввёл структуру «Ид-Эго-Суперэго», где «Я» (Эго) выступает посредником с внешним миром. Гуманистические теории (Роджерс, Маслоу) определили личность как стремление к самореализации и ценностно-целостному «Я». Советские психологи (Леонтьев, Выготский) рассматривали личность как активную единицу культурно-исторически развивающегося сознания, выраженного в деятельности и речи.
В литературе и искусстве модерна личность часто предстает как глубоко индивидуальная, противостоящая обществу. У Герцена («что такое человек?»), Достоевского (Иван Карамазов, Раскольников) и Тургенева («натура творческая») показывается кризис «Я» в новых социальных условиях. Реалистическая и символистская литература отражают диссонанс между общественными ролями и внутренней сущностью: например, у Достоевского личность героя испытывает конфликт между индивидуальными порывами и нравственными нормами.
При этом в Азии идейные движения (буддистский ренессанс, конфуцианские реформы) стараются сохранить традиционные представления о человеке, сталкиваясь с западными понятиями свободы личности. Так, в Японии эпохи Мэйдзи переводились труды Локка и Канта, но в общественном сознании сохранялась идея Коллективного «Мы» вместо западного «Я».
7. Постмодерн: зеркальная комната множащихся идентичностей
Фуко говорит, что «субъект — это то, что производит дискурс». Интернет и нейронауки множат «я» до кластеров психо-биологических профилей и серотониновых петель. Но даже в этой расфокусировке звучит эхом голос епископов Халкидона с берегов пролива между Европой и Азией:
- несмешение — бережём различия культурных кодов;
- неизменение — ищем непререкаемые объективные ценности / глобальную этику;
- неразделение — храним целостность тела‑психики;
- неразлучение — признаём связь с другими.
Однако именно в современную эпоху (постмодерн, глобализация) концепция личности окончательно размывается и интегрируется. Критики постмодерна (Фуко, Лотман, Хабермас) подчеркивали, что «индивидуальное Я» формируется через дискурсивные практики и практики власти, а не существует как априорная данность. По Фуко, субъект создаётся языком и социальными практиками.
В психологии и культурологии XXI века личность представляется как множественная и гибкая система идентичностей. Биология и нейронаука исследуют «личность» как набор генетических и нейронных «устоев», в то время как социологи изучают цифровое и сетевое самовыражение. На практике мы описываем личность через ролевую идентичность (родитель, коллега, фанат), черты характера (солидарность или интроверсия) и принадлежность к культурам / субкультурам, к правовым /этическим порядкам.
При этом ключевые точки пересечения разных традиций мышления о личности остаются очевидно укоренены в диафизитстве Халкидона и среди народов стран-наследниц христианской культуры остаются в христианском персонализме, постулирующем человека как образ Божий. Именно отсюда, по общему согласию многих исследователей (даже и негативно настроенных к христианству), рождается европейское представление о «священной индивидуальности» человека. Хотя эти представления все больше и больше обогащаются представлениями других традиций.
Ислам признаёт свободу воли и ответственность (классические богословы аль-Газали, Сафар), но акцентирует подчинение Богу. Однако уже упоминавшйся суфизм до сих пор является живой духовной традицией и, в целом, близок Халкидону. На современные представления все больше влияют дальневосточные традиции и психологические практики ( (буддизм, даосизм, майндфулнесс / осознанность) которые ставят под сомнение догму постоянного «Я». Но, нужно сказать, что и в Халкидоне этой догмы то, собственно и нет. Личность «мерцает» в богообщении. Российский персонализм (Н. А. Бердяев, С. Л. Франк) сочетают западные идеи свободы с православным миросозерцанием: личность – это микрокосм, возникающий в общине «Мы», а не только абстрактный «индивид».
Заключение: халкидонский инвалид
Таким образом, понятие «личность» прошло долгий путь от древней «маски» до современного комплекса идентичностей. Междисциплинарный анализ выявляет конфликт между индивидуализмом и коммунитаризмом, между антропоцентризмом и теоцентризмом, между универсализмом и культурным релятивизмом. В «декларации прав» эпохи Просвещения встретились юридическое понятие personae и идея личного суверенитета, что иллюстрирует слияние дисциплинарных линий.
Сегодня межкультурное взаимовлияние заставляет пересматривать и объединять прежние модели: от психологических теорий до религиозных учений, пытаясь объяснить, как формируется и в чём заключена сущность человеческой личности.
Однако, пока философы спорят, распался ли субъект окончательно, каждое судебное заседание, каждая психотерапевтическая сессия, каждая евхаристическая литургия в церквях всех конфессий, каждый танец дервиша вновь подписываются под 451 годом: существует кто‑то, кто несёт ответственность за всё то, что происходит, и это человек, сотворенный Богом по своему образу и подобию.
Нынешняя личность —это палимпсест*, на страницах которого греческие prosōpa затёрты латинскими personae, поверх которых лежит печать Халкидона, а ещё выше — «витрувианский человек» Ренессанса, кантианский «нумэн» Просвещения, «лингвистическое животное» Модерна и граффити Постмодерна. Но под всей этой толщей слоев и чернил всё ещё, — хоть и в несколько «инвалидной» форме, — проступает надпись: «Единое лицо, две природы»
Из древнего Ороса по‑прежнему фонтанирует Логос человечности: он гарантирует, что в каждом ребёнке бьётся не только сердце плотяное, но и духовное, а в каждом старом человеке теплится бунт воскресения против смерти. Личность — это связь земли и неба, скреплённая четырьмя логосами — серебряными гвоздями собора, и ни один пост‑изм пока не смог вынуть их из нашей культуры, языка, когнитивной картины смысла собственной жизни.
Эти четыре термина, известные в христианском богословии как «Халкидонские определения» (хотя V Вселенский собор их подтвердил и развил), на русском языке традиционно звучат так:
1. «Без смешения» (греч. ἀσυγχύτως, асигхитос). Божественная и человеческая природы во Христе соединены неслиянно. Они не превращаются в некий гибрид, не теряют своих свойств. Как огонь и железо в раскалённом мече: они едины, но природа огня не уничтожает природу металла.
2. «Без изменения» (греч. ἀτρέπτως, атрэптос). Ни божественная, ни человеческая природа не изменяются при воплощении. Бог становится человеком, не переставая быть Богом. Солнце, освещающее землю, не теряет своей сущности, хотя отдаёт свет и тепло.
3. «Без разделения» (греч. ἀδιαιρέτως, адиайрэтос). Природы не разделяются на две отдельные «части» во Христе. Он — единая Личность (Ипостась) с двумя природами. Как душа и тело в человеке: они различны, но не существуют отдельно друг от друга.
4. «Без разлучения» (греч. ἀχωρίστως, ахористос). Природы неразлучны после соединения. Христос навеки Богочеловек, даже после Вознесения. Вода, окрашенная краской: они нераздельны, но остаются водой и краской.
Почему я называю их «серебряными гвоздями»? Они прочно и навсегда «прибили» учение о Личности Христа как о воплощенном образе божием в человеке в летопись человечества, защитив этот образ от ересей / когнитивных искажений:
- Например, в “монофизитстве” (слияние природ) → опровергается «без смешения».
- В “Несторианстве” (разделение на «двух Христов») → отрицается «без разделения».
- В “Аполлинаризме” (утверждается, что Христос не имел человеческого ума) → отвергается «без изменения».
В той или иной форме эти и другие формы отрицания Халкидона возвращаются в каждом поколении под самыми разными соусами — от нью-эйдж до трансгуманизма и «Матифеста киборгов» культовой Донны Харауэй.
V Вселенский собор (553 г., Второй Константинопольский, также проходил на территории нынешнего Стамбула ) подтвердил эти принципы, но их классическая формулировка восходит к IV Халкидонскому собору (451 г.). Соборы подчеркнули: Личность (Ипостась) — это не абстракция, а конкретное единство, где природы сохраняют свою целостность. Именно так в христианстве было сформулировано понятие «личности» как неразложимой, уникальной и онтологически цельной.
Мы забываем об этом — но лишь до тех пор, пока вновь не вглядимся в чьи‑то глаза и не услышим давно знакомый вызов:
«Чем или Кем ты говоришь, о человек? Маской — или лицом?»
* Палимпсе́ст (от греч. παλίμψηστον — «вновь соскобленное») — это рукопись, созданная на пергаменте или другом материале, с которого был стёрт или счищен предыдущий текст. Такие «многослойные» документы возникали из-за дороговизны писчего материала в древности и Средневековье. С помощью современных технологий (рентген, мультиспектральный анализ, УФ-излучение) учёные могут восстанавливать стёртые слои, открывая утраченные произведения.
Стихи под эпиграфом
"то, что дозволено юпитеру,
не дозволено быку"
Каждый пред богом
наг.
Жалок,
наг
и убог.
В каждой музыке
бах,
В каждом из нас
бог.
Ибо вечность-
богам.
Бренность-
удел быков...
Богово станет нам
Сумерками богов.
И надо небом рискнуть,
И, может быть,
невпопад.
Еще не раз нас
распнут
И скажут потом:
распад.
И мы
завоем
от ран
Потом
взалкаем даров...
У каждого свой
храм.
И каждому свой
гроб.
Юродствуй,
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...словно быкам-
хлыст,
Вечен богам
крест.