Думаю все люди живут исключительно верой. Просто по-разному. Кто то верит, что завтра взойдет солнце, что он завтра проснётся в добром здравии (хотя внезапную смертность никто не отменял). Кто-то верит в силу электричества и ядерной энергетики, кто-то в заговоры, кто-то в силу традиционной медицины, а кто-то — что мир создан Богом, дарующим вечную жизнь его духу.
Почему люди во что-то верят? — Как правило потому, что так верят другие. А почему верят другие? — Потому что у всякой веры есть свои пророки. Которые создают свои сакральные тексты, общины и культ.
Так получилось, что на сегодняшний день самым большим таким культом стала наука. Причем ее адепты градируются по-разным направлениям, из коих, пожалуй, самое массовое — медицина.
Медицина, без преувеличения, стала религией мира, со своими местными и планетарными пророками, сакральными текстами — медицинскими регламентами и храмами, монастырями и часовнями — НИИ и университетами, лечебницами и аптеками.
И хотя наука, по меткому выражению Лиотара, это далеко не все человеческое знание, а лишь один из видов дискурса, зато он оказался на сегодня наиболее влиятельным. Почему ? Не потому ли, что именно в него «верит, что верит» наибольшее количество людей?
Богом медицины является здоровье, или богиня здоровья (в греческой традиции — Гигиея) а бесами — вредоносные бактерии. Сакральные тексты богини Гигиеи укоренены в биологии.
Нужно сказать, что культ сей богини имеет совершенно языческие свойства. В том смысле, что для того, чтобы лучше защититься людям все время приходится приносить богине жертвы, причем жертвы человеческие, гибнущие в результате неудачных медицинских экспериментов да и просто в результате того, что Иллич назвал ятрогенией — болезнями по причине врачей.
Врачи стали, не больше не меньше, жрецами человеческой жизни, держащими ее в своих наукообразных руках.
Медицинская религия, по меткому выражению Агамбена, безоговорочно забрала у христианства эсхатологическую повестку, которую христианство упустило. Krisis — изначально медицинская концепция, которая, у Гиппограта есть момент решения врачом — выживет или не выживет пациент. В современной жизни христианский эсхатон, решение о том, выживет или не выживет человек и человечество духовно, уже не интересен обществу. Его заменяют бесконечно длящиеся с нарастанием и накладывающиеся друг на друга медицинский и экономический кризисы. При этом, как указывает Агамбен, медицина, как и капитализм, в отличие от авраамических религий, не предлагает перспективы спасения. Здоровье условно и преходяще, условно вечной константой здесь является именно вредоносная бактерия. Злой демиург. И это, похоже, единственная, вера на земле, которая осталась — вера в важность сохранения своего биологического существования любой ценой. Вера в важность спасения собственной шкуры, как сказал бы Дитрих Бонхеффер.
Если для христианства в его сердцевине духовных практик единственным трофеем борьбы является вечная душа каждого, то здесь нет и не может быть ничего кроме спасения биологического тела, причем не каждого, а только моего и спасения временного. Которым можно лишь несколько отсрочить неизбежный и безоговорочный финал.
И быть может та легкость, с которой люди совсем недавно почувствовали себя всемирно зачумленными простудным заболеванием, есть симптом гораздо более глубокой зачумленности. А именно — обездушенности голого биологического существования.
И если итогом этих, как их там, пандемий, станет хотя бы частичное снятие покрывала этой обездушенности с общественного сознания, то, наверное, это можно будет считать даже определенным положительным их итогом.
