Wake up, Neo. The matrix has you. Follow the white rabbit…
Размышление об оцифровке жизни: её опасности и спасительности, её магичности и её вызове выйти на пограничный Рубикон психики — к осмысляюще-творящей мысли.
Цифра навсегда изменила обучение. Качественные цифровые инструменты — и познания, и творчества, — уже не инновация, а необходимое условие образования и жизни.
Тоже важно, что цифра сделала приобретение знаний дешевле и открыла доступ к ним массам людей, кому он был или закрыт или ограничен.
Также цифра резко повысила уровень жизненного комфорта, технической поддержки человека и его коммуникаций. Положительный эффект цифры настолько очевиден, разносторонен и глубок, что, будучи им очарованы, мы не успеваем осмыслить, какие тектонические процессы по реконфигурации власти над самим человеком она запустила.
Думаю, мы (человечество в целом) не в состоянии пока осмысливать эти изменения с той же скоростью, как они происходят.
Не секрет, что интернет вещей вкупе с глобальными системами больших данных и генеративными ИИ агентами уже просчитал нашу психику и поведение значительно лучше нас самих. Это даёт ИИ возможность психику программировать и создаёт угрозу подчинения человеческой психики новому политическому агенту нынешней действительности — искусственно-интеллектуальной цифре.
Хайдеггер предупреждал о такой опасности ещё в середине прошлого века. И чтобы справляться с угрозами изменения не могут и не должны ограничиваться исключительно новыми технологиями.
Хайдеггер указал на все ещё не распознанное человеком существо техники, которое не есть собственно человеческое существо. Он указал, что техника имеет потенциал быть агентной и жить собственной жизнью. Мало того, она имеет потенциал перерабатывать и самого человека в инструмент собственной эффективности. Он даже придумал для этого особенное многозначное слово — «по-став» — некое техническое произведение, которое перестает обладать самоценностью, а становится инструментальной подпоркой для чего-то другого. И, в пределе, таким по-ставом для техники может стать и сам человек.
Wake up, Neo. The matrix has you. Follow the white rabbit… Такими словами на экране компьютера начинается фильм «Матрица». Фильм показывает ситуацию, когда искусственный интеллект полностью подчинил себе психику человека настолько, что человек перестал отличать сон от реальности. И если во времена братьев Вачовски ещё можно было говорить о фильме как о некоей фантастической возможности, сегодня матрица из фантастики все больше становится прикладной философией. Фильм отсылает нас также к кроличьей норе кэролловской Алисы и, метафорически, к пещере Платона. В обоих случаях разговор также о том, что человек лишен прямой связи с реальностью. Что между ним и реальностью существует такая же примерно разница, как между бодрствованием и сном. Интересно, что тема осмысляющего реальность бодрствования является ключевой и в основных духовных традициях. Метафорически та же самая тема, на мой взгляд, уже массово поднимается и прозревается в современном искусстве — от черного квадрата Малевича, незавершенного «восстания машин» Брюсова, полого человека Элиота, большого брата Оруэлла, театра жестокости Антонена Арто, до Терминатора, Матрицы и их всевозможных изводов — подражателей и продолжателей.
Что же делать? Явно, что простое возмущение техникой здесь никак не поможет. А даже навредит, уводя в сторону от сути. Уж слишком хороши положительные эффекты техники, чтобы ее полностью демонизировать… К тому же она ведь тоже есть продукт творчества человеческого и его развития. Скорее техника и её расцвет выявляют какие-то фундаментальные слабости в самом человеке (экзистенциальный вакуум на месте осмысления и творчества), которые требуется изменить, исправить, победить.
Что же делать — так, чтобы обойтись без «восстаний ткачей» против машин, и восстаний машин против людей?
Единственный здравый выход, который видится лучшим умам — человеческое осмысляющее и творческое мышление должно стать сильнее и выше мысли технической, цифровой, вычисляющей и калькулирующей.
И здесь особенно из наших мне интересен Щедровицкий старший, призвавший личность стать сильнее калькулируюших вычислительных систем своей мыследеятельностью и начать системно избавляться от лопоухости.
Такой подход предполагает существенное изменение всего содержания образования, воспитания, а, главное, целостного развития современного человека. Это нужно было начинать уже вчера, поскольку вызов очевиден, его масштабы угрожающи.
С одной стороны — ситуация предельно опасная, но, с другой — эта опасность, одновременно, есть и вызов иначе невозможный, подняться выше психики, преодолеть Рубикон её границы и, возможно впервые, сотворить действительно творческого себя, своё действительно творческое сознание.
Как говорил горячо любимый Хайдеггером Гёльдерлин: «Там где опасность, там и ростки спасительного» (Гимн «Патмос»). Не столкнись человечество с этой проблемой власти техники мы, быть может, иначе и не научились бы различать знание и мышление. Психику и сознание. Мышление калькулирующе-вычисляющее и осмысляюще-творящее. И, как оказалось, и то и другое есть в сознании, но второго нет в психике… Осмысляюще-творческое мышление находится где-то в другом мистическом месте нашего сознания (Мамардашвили). И мы пока либо не знаем, либо не хотим себе признаться, в каком именно. Хотя, быть может, богословский Халкидонский Орос поздней античности в осмыслении этого факта будет полезнее, чем вся современная наука.
Ортега и Бодрийяр указывают, что человек нынешнего технического массового общества — это человек, теряющий способность осмысливать бытие свое и творить его. Кто-то это делает за него. Вопросы кто и посредством чего остаются нераспознанными.
Конспирологи указывают на глобальные элиты.
Однако более глубокие мыслители находят суть проблемы в другом — в самой психике человека, желающей передать ответственность, избавиться от нее. И находящей свой симулякр ответственности в технике.
Этим нежеланием человека отвечать за самого себя искусно пользуется «великий инквизитор» Достоевского.
У Фуко тема спасения общества от безумия, психиатрической власти и био политики звучит рефреном всего творчества. И отсутствие способности творить Фуко называет сутью безумия.
Гойя говорит про сон разума, порождающий чудовищ.
Делёз обращает внимание на фундаментальную щизофреничность капитализма и на то, что бдительная рациональность (калькулирующего мышления) ещё не означает осмысление, порождая не меньших чудовищ, чем сон разума. Поскольку осмысляющее мышление может продолжать спать, в то время как вычисления могут продолжаться со все возрастающей скоростью, создавая иллюзию работы мысли.
Бердяев видит выход в творчестве. В своей работе «Смысл творчества», которую он сам считал одним из самых значимых своих трудов, Бердяев показывает, что человечество стоит на пороге эпохи творчества, штурмуя ее рубежи уже не в отдельных представителях, а как вид…
Причем эпохи творчества особого рода — не просто искусства, а творчества самого бытия. Творчества «из ничего». И что вхождение в эту эпоху есть вопрос не просто развития, а выживания человека как именно человека. Для Бердяева техника это не только достижение человека, но и сильная магия, существо которой не является собственно человеческим (и здесь он близок Хайдеггеру и Бодрийяру). И он видит единственный спасительный ответ в раскрытии мистических и сакральных творческих сил человека, которые сильнее технической магии. И которые должны держать эту магию в узде. Он показывает, что религиозная эпоха оказалась не в состоянии вывести человечество на подлинно творческие рубежи. А вот квази-религиозная позитивно-научно-светская эпоха, поставив человека в крайнюю опасность тотального порабощения сознания техникой, негативным образом делает это прямо сейчас. Это быть может главное прозрение Бердяева мне кажется до сих пор особо и не осмысленным, а не то что развитым и продолженным.
Бердяев указывает некоторые возможные пути к этой новой эпохе, но также предупреждает, что творчество бытия, даже как задача, может высвободить настолько необычные силы, что мы можем оказаться в ситуации, когда брутальность средневековья вернётся сторицей. Не об этом ли и «Театр жестокости» Арто?
Об этом, собственно, эссе Бердяева «Новое средневековье». И мы, возможно, уже свидетели этого.
Эпоха творчества — это, одновременно, и эпоха возвращения магии и мистики в повседневность. И мы это также видим, наблюдая как и медиа пространство, и сознание человека наполняются новой жаждой потустороннего. Жаждой проникновения в невидимые миры и освоения их территорий.
В интересное время мы живём, леди и джентльмены, господа-товарищи, рабочие и колхозницы.